Честный разговор об офисе и производительности Даниила Ваховского и Татьяны Лукинюк
Продолжаем исследовать дивный новый мир, в котором мы все оказались в этом году, и искать ответы на самые волнующие вопросы. Почему для некоторых дистанционная работа становится похожей на китайские пытки водой, а для кого-то — естественным течением жизни. Как найти свежие идеи, когда заперт в четырех стенах, и не растеряться, когда в Zoom-конференцию на 100 человек врываются дети. А главное — что с нами всеми будет дальше?
В спецпроекте с компанией Lenovo мы поговорили с Татьяной Лукинюк и Даниилом Ваховским о том, как они пережили карантин весной и летом, как он сказался на их производительности и жизни в целом. Угадайте, для кого дистанционка превратилась в ад, а для кого — в долгожданную свободу?
Татьяна Лукинюк
генеральный директор Red Bull Украина. Работала в крупных международных компаниях, среди которых Coca-Cola, Oriflame, Mars Ukraine. Преподает стратегический маркетинг в The Chartered Institute of Marketing (UK) и Kyiv School of Economics.
Даниил Ваховский
управляющий партнер Havas PR Kyiv, издатель MINTRANS, медиаменеджер, 15 лет занимается PR. Ексмаркетингдиректор Uklon. Занимался коммуникациями в медиахолдинга UMH, «Новая почта», Comfy, «Украинская железная дорога».
Карантин. Как все начиналось?
Татьяна: В начале марта я вернулась из Азии в Украину, в которой еще не было никаких ограничений. Мы договорились с офисом, что я посижу две недели на самоизоляции, чтобы никто не волновался. За три дня я сделала весь объем работы, который накопился за две недели. В это время ввели школьный карантин и начался домашний ад. Мое рабочее место находится в гостиной — это огромное пространство, где чаще всего проводит время вся семья. Обычно я предупреждаю детей: у меня сейчас будет звонок на 100 человек, вам нужно выйти. Они говорят: мы будем тихо сидеть, мы будем тихо есть. В результате у них падали сковородки, разбивались чашки, что-то горело, они прибегали с перепуганными глазами: «Мама, там горит!». Сначала было неудобно, потом стало уже все равно: у всех были дети и собаки в кадре, у всех падал компьютер.
Мы не закрывали офис и разрешили ходить туда с определенными требованиями. Кроме этого, мобилизовали доставку сотрудников. Сейчас общественный транспорт работает, но коллеги либо ездят на такси, либо объединяются в группы. У нас в офисе более пяти человек, наверное, не было ни разу за время карантина. Сейчас, несмотря на статистику, много людей приходит в офис. Наверное, накопилась усталость от работы дома.
Даниил: Мы попали в максимальную турбулентность. Вместе с моим партнером Ильей мы приняли новое агентство 17 марта, как раз в карантин. Мы только собрали всех девушек (на тот момент у нас в команде был только один парень), начали рассказывать о нашей стратегии, как мы движемся в светлое будущее и что все будет классно. Через два дня закрыли метро, и мы такие — оп-па. Нужно было пытаться налаживать коммуникацию с командой удаленно. Это было довольно сложно: новые люди, мы не знаем, у кого какая производительность, кто как работает с поставленной задачей, тем более дистанционно. Все это осложнялось тем, что с утра до вечера было Zoom-общение. Мы попали одновременно в коммуникацию с нашей командой, нашими клиентами и группой, приняли ряд антикризисных мер.
В какой-то момент я понял, что сижу в Zoom с утра до вечера, у меня уже тупо едет крыша. Смотреть в одну точку и не двигаться — для меня это оказались пытки водой.
Это был очень стрессовый период именно потому, что нарушился мой обычный жизненный flow. Самое смешное, что в декабре прошлого года я как раз запускал свой транспортный проект и сказал жене, себе, всем: я больше не буду работать дома. У меня трехкомнатная квартира, дома всегда был кабинет. Я утром шел на работу, потом шел домой, вечером тоже работал. Я понял, что хочу вообще вынести работу из дома. Я оттарабанил свой письменный стол в офис, чтобы даже соблазна не было, книги перенес. И когда начался карантин, я такой — упс. И перевез стол обратно домой.
Дома сейчас мне трудно еще и потому, что моему ребенку два с половиной года. Я сижу в Zoom, а дочь приходит, просто садится на руки, смотрит, ей очень интересно, что происходит. Понятное дело, что нужно еще пощелкать что-то, потому что скучно просто смотреть на этих людей. Для меня удаленная работа была очень тяжелой именно потому, что семья требует внимания, времени, вовлечения. К тому же я понял, что формат видеовстреч — это не мой формат общения. Еще мне не нравится отсутствие физического движения, я привык много ходить пешком, и пока я иду, мне приходят в голову какие-то идеи. На карантине я чувствовал себя так, будто я под домашним арестом.
Татьяна: Я здесь не разделяю взгляды Даниила, потому что вообще не вижу никакого смысла в балансе между работой и жизнью. Если работа не нравится — это одно дело. Если работа нравится — она будет все время и везде. У меня нет никаких проблем с тем, чтобы с работы уйти в шесть и потом в десять вечера сесть что-то доделать. Или встать в пять утра. Мне кажется, это зависит не от возраста, а от того, нравится тебе то, что ты делаешь, или нет. Есть такая книга «Поток» — о том, какая деятельность заставляет тебя терять чувство времени. Вот для меня это создание презентаций, чтение, написание текстов.
Когда мы говорим о life-work balance — это, в принципе, такое ложное представление о том, как выглядит жизнь. Есть работа с девяти до шести, а потом ты все закрыл и наконец можно жить? Ничего подобного. Зачем вообще так жить, я не понимаю.
Профессиональное выгорание. Что думаете по этому поводу?
Татьяна: Выгорание — это, мне кажется, вообще фикция современности.
Даниил: Вы просто не работали на железной дороге.
Татьяна: Мне кажется, просто не стоит подменять понятия. Если не нравится то, чем ты занимаешься, не нравятся люди, с которыми работаешь, — это не о выгорании. Это о том, что ты занимаешься не тем, для чего ты создан. И тогда вопрос не в выгорании, а в том, что сделать, чтобы ситуация изменилась.
Без сомнения, есть определенный анамнез опыта. Девяностые годы, когда все были голодные и ели макароны, — это точно то, что на меня действует с точки зрения мыслей, вроде «надо заработать денег и позаботиться обо всех других». Но деньги тоже можно зарабатывать по-разному. Можно ненавидеть все и в шесть вечера и ни минутой позже идти домой. Я вообще так не вижу жизни. Если я работаю и не получаю от этого удовольствия — это точно момент, когда нужно что-то решать и менять работу. И я в своей жизни не стеснялась это делать.
Даниил: Если говорить с точки зрения выгорания, то это было связано с какими-то территориями, куда изначально заходить не стоило. Это большие амбиции, иногда в жизни заводившие меня не в те места. Поэтому можно сказать, что из каких-то проектов я медленно бежал. Но это было ситуативно. Я понимал, что мне нужен месяц-полтора на перезагрузку, и дальше всегда знал, чем хочу заниматься.
Татьяна: Вот здесь я абсолютно поддерживаю Даниила. Мне кажется, это очень здоровое описание того, как нужно и можно работать с выгоранием.
Время на работу и время на семью. Как его разделить, работая дистанционно?
Даниил: У нас есть няня, которая проводит много времени с ребенком. Но, конечно, она не всегда рядом, когда нужно совершать звонки. Поэтому в такие моменты я пытался пойти в офис жены, который находится недалеко от дома.
Татьяна: Моим детям 18 и 8, и кажется, с ними можно договориться. Но нет, потому что им все равно. Например, я говорю: «У меня 5 звонков, с 17 до 18, пожалуйста, не приходите». Но они забывают, это не для них, им постоянно что-то нужно.
Сначала мы пытались договориться, потом я кричала. Затем няня поняла, что сейчас будет плохо, и она просто оттягивала их обоих в детскую, и они там сидели и ждали, пока я не скажу «можно». Но я поняла, что все равно невозможно договориться, потому что дети — это дети. И я просто начала ездить на все важные звонки в офис.
Как выглядит домашнее рабочее место?
Даниил: У меня всегда был отдельный кабинет. Но с ребенком эта штука не работает. Потому что закрытые двери для него еще интереснее, ведь нужно идти и смотреть, что там.
Для комфортной работы мне нужен рабочий стол, и чем больше площадь столешницы, тем лучше. Чтобы можно было положить и ноутбук, и бумаги, чтобы можно было руками развести, чайник поставить с чаем, чтобы лампа была. Вот такие у меня прихоти.
У меня три рабочих места в городе. Каждое рабочее место, как мне кажется, стимулирует тот или иной вид работы. Если нужна концентрация, сфокусированность, нужен один тип. Если нужна креативность — другой.
Татьяна: Мне тоже нужен большой стол. Еще мне нужны цветы, у меня они есть и в офисе, и дома. Кроме того, мне нужно отсутствие детей и собак. Идеальное время для работы дома — это когда дети в школе.
Как дистанционка трансформировала подход к работе?
Даниил: С моим проектом было очень трудно. Происходило мало событий, не связанных с карантином, это была просто катастрофа. Журналисты не могли встречаться со спикерами на интервью, а чиновника какого-то пригласить на видео — это маловероятно. Сейчас же все эти Zoom, Skype. А на железной дороге, например, ты садишься в зале, там, где люди, в других городах или офисах. Нажимаешь на такую большую деревянную педаль и можешь говорить. Потом ты снял ногу с педали, и кто-то другой может говорить. Вот так работают удаленно в традиционном бизнесе.
Татьяна: Дополню: в «Укртелеком», когда они были приватизированы, пришел новый генеральный директор, и он через Outlook прислал приглашение директорам филиалов, чтобы присоединиться к встрече. Половина не пришла — они не поняли, что это вообще такое.
Даниил: Мне кажется, что удаленная работа хорошо подходит для индивидуальных задач, когда тебе нужно сделать что-то свое. Например, в пиар-агентстве в течение дня может быть несколько брейнстормингов, после этого — несколько встреч с клиентами, затем — общение с журналистами, потом все заново. Постоянно происходит очень много интерактивной коммуникации. Особенно важно, когда она проходит в коридорах, курилках, митингах. И здесь удаленная работа нам вообще разрушает весь workflow. Мы можем пытаться как-то что-то заткнуть, но в итоге теряется самое ценное, что есть в этой работе, потому что она выполняется несвойственным для нее способом.
Татьяна: Я с этим частично согласна. Действительно, большое пространство для творчества недоступно. Но, например, мы перешли на удаленные коммуникации со всей командой. Сначала — раз в неделю, потом — раз в две недели. Мы все время общались, проводили различные креативные челленджи, было очень смешно. Я в другом вижу опасность дистанционной работы: со временем это усиливает конфликты. Сначала мне казалось, что мы суперэффективно общаемся и все у нас получается, мы ничего не упустили. Примерно в конце мая я начала чувствовать, что чего-то не хватает. Началась какая-то агрессия, даже хамство. Говорят, очень легко нахамить в email, поэтому, если вы не хотите, чтоб вам хамили, позвоните или встретьтесь с человеком с глазу на глаз.
(Не) все так плохо. Что хорошего все же было в дистанционной работе?
Татьяна: Мне дистанционка помогла с точки зрения эффективности, я очень ценю свое время. У меня то, чего не существует в календаре, не существует в жизни. В какой-то момент это было доведено до экстрима, я заносила время, которое должна была провести с детьми, в календарь. Но потом перестала это делать.
Однажды у меня была такая ситуация: я училась и не успела прочитать материалы на следующий день, потому что вечером мы с семьей договорились покататься на яхте. Мой друг и коллега говорит мне: «Конечно, ты ничего не читала. Я видел, вы там вчера на яхте катались». Я говорю: «Саша, я месяц назад это записала в календарь». Обучения не было в календаре, а это — было. Поэтому сорри, это family time, и да, я пожертвую прочтением очередного материала ради того, чтоб побыть с семьей.
Удаленная работа дала мне нереальную гибкость. Я, как и раньше, встаю в 6 утра, но вместо того, чтобы в 7:30 выбегать на работу, я спокойно в 6 утра занимаюсь спортом, в 7:30 иду в душ, и в 8:30 я красивая, одетая, уже сижу перед компьютером. Роскошно.
Даниил: У меня была возможность больше времени проводить с ребенком. Не нужно было уходить, пока она еще спит. Мы вместе просыпались утром, это очень забавно. Мне было приятно, что у меня появилось больше времени на семью. Конечно, это было не так хорошо для работы, зато гораздо лучше для семьи.
В моем случае эффективность катастрофически упала. Мне важно быть в движении, важно менять дислокацию, важно перемещаться. Я в какие-то дни понял, что даже думаю хуже, потому что не получаю столько внешних впечатлений, внешних раздражителей, все меньше хожу. И на второй месяц карантина мне стало совсем грустно от этого.
По ощущениям я словно вернулся в прошлое. Будто я провалился в медленный Киев, которого уже давно нет, где нет пробок, где нет ресторанов, где нет ничего. Это было неприкольно.
Что со всем этим делать дальше?
Татьяна: Red Bull, несмотря на то, что мы очень продвинутые, категорически против работы дома. Но сейчас уже ясно, что все могут работать удаленно. И очевидно, что мы будем менять подходы. С 1 января мы ввели один день дистанционно в месяц, но сейчас точно будем делать больше таких дней. Мы будем возвращаться в офис, но не на пятидневную неделю. Два-три дня в неделю — это наша рабочая версия, а дальше посмотрим.
Даниил: У нас в группе каждое агентство само решает этот вопрос. В нашем агентстве один день в неделю сотрудник может работать удаленно. В целом такой режим достаточно комфортный. В офисе немного меньше людей, меньше шума. Но при этом все проекты реализуются, workflow не нарушается. Но мы выступаем все-таки против постоянной работы дистанционно.
Татьяна: Я вижу ценность работы в офисе. Это человеческое общение, это его качество, в конце концов, это возможность договориться и помнить об интересах других людей. То есть эмпатия на расстоянии точно не развивается, а вот в жизни, несомненно, да.
Как выглядит стандартная рабочая неделя?
Татьяна: Два дня в неделю я в офисе для того, чтоб подписать документы и посмотреть в глаза сотрудникам. Если это большие важные встречи, я тоже приезжаю в офис. В офисный день я встаю раньше, в неофисный — позже. В неофисный день у меня всегда спорт утром, в офисный — всегда вечером. Я приезжаю на работу по возможности в те часы, когда нет трафика. Мой день не состоит из работы с девяти до шести. Даже если я в понедельник в офисе, могу приехать к восьми и выехать в четыре.
Даниил: Я работаю в среднем по 10–12 часов. У меня сейчас два основных проекта. С утра выезжаю в один офис, там я провожу ключевые встречи, общаюсь, разбираю задачи, которые на команде и лично на мне. Далее я с этой кучей дел еду во второй офис, и здесь мы решаем группу задач, общаемся, проводим блиц-сторминги. Работу, касающуюся стратегий, программ, месседжей, моей консультационной деятельности, я всегда делаю вдали от людей, потому что мне нужна полная концентрация.
Три вещи, которые влияют на производительность
Даниил:
- Меня выбивают телефонные звонки. В 95% звонит не тот, кто мне нужен. Это не клиент, это всегда интернет-провайдер или ТВ. И всегда в неподходящее время.
- Я очень не люблю, когда пропадает интернет или что-то случается с техникой. Я люблю, когда все работает автоматически, быстро и качественно.
- И третье — это все-таки дистанционка. Это не мой формат.
Татьяна:
- Спонтанные задачи домашнего плана, когда приходит ребенок и ему что-то нужно. Когда я не работаю дистанционно, дети не должны лишний раз звонить или писать в офис. А дома: «Мама, у меня там что-то сломалось», «Мама, принеси пластилин» или «Мама, ой, я застряла в туалете и не могу выйти». Каждый час сюрприз.
- Я суперпродвинутый пользователь Microsoft Office, у меня все очень удобно настроено. У меня клавиши настроены так, что я не тянусь к мышке. Когда мне дают временный компьютер, там нужно настроить патчи, языки, вызов команд. Это меня бесит.
- Третья вещь, которая меня раздражает, — это сообщения с почты. У меня выключены все сообщения, кроме мессенджера, потому что мессенджеры — это рабочий инструмент.
Остаться на дистанционке в комфортных условиях или работать только в офисе?
Даниил: Я бы остался только в офисе. Но при условии, что это подходящий для работы офис.
Татьяна: Удаленная работа — отлично. Я — за. Даниил, ты интроверт. Зачем тебе в офис?
Даниил: Для меня брейнсторминг — очень важная часть работы.
Татьяна: Это не убивает в тебе интроверта?
Даниил: Нет. Мне просто очень нравится с людьми разворачивать проект на триста шестьдесят, а потом еще оттуда что-то доставать. Все-таки без взаимодействия это было бы не так здорово.
Татьяна: У меня — наоборот. Я экстраверт, но мне хорошо работается в онлайне. Я все равно веду себя профессионально, у меня нет желания хамить, у меня нет желания идти на конфликты — это то, что многих убивает. Мне хочется видеть глаза других людей, но онлайна мне вполне достаточно.
Главный вопрос жизни, смерти и всего остального. Что с нами будет дальше?
Даниил: Я думаю, все будет хорошо. Я абсолютно в этом убежден, с учетом экономических мер, которые правительство применяет в виде заливания деньгами разного рода рынков. То есть нам, Украине, конечно, немножко сложнее. Но глобальная катастрофа не произошла. Какие-то компании уже даже в условиях карантина показали либо рост, либо свою устойчивость с точки зрения бизнес-модели и потребительских предпочтений.
Татьяна: Карантин — это не катастрофа. Это не то, что бесконечно изменит жизнь мира. Это не первый и далеко не последний карантин, в котором мы жили. Он первый в технологической эре, и он первый показал нам, насколько технологии прекрасны, важны и удивительны. И подтолкнул вперед диджитал-трансформацию. Все то, что мы делали бы десять лет, мы сделали за год.
Читайте интервью с Татьяной Лукинюк «Меня мотивируют две вещи: с радостью ходить на работу и с радостью возвращаться домой».
Ценность человеческого общения только повысилась. Обнимашки важны, смотреть на людей важно. И более того, ценность человеческого общения становится все более дорогой, и так и будет. Ценность технологий, ценность рабочих процессов, их эффективности также еще больше повысилась. По сути ничего не изменилось, все просто усилилось, ускорилось. Но мы все равно остаемся людьми. Человечество все равно движется вперед так же, как оно двигалось, только чуть быстрее, с пинка, а не просто на своих двоих.
